Я кладу череп на стол и разглядываю его с расстояния вытянутой руки. Мертвая тишина висит над ним, как Великое Ничто. А может, она не окутывает череп снаружи, но вытекает, как дым, изнутри? В любом случае - это очень странная тишина. Словно череп напрямую связан с центром Земли. Молчит и буравит пространство отсутствующим взглядом.
Чем дольше я смотрю на него, тем меньше мне кажется, будто он хочет мне что-либо сообщить. Воздух вокруг него полон неизъяснимой тоски. Эту тоску я не могу объяснить даже себе самому. Просто не хватает слов.
- Ну, что ж. Пробуем еще раз, - говорю я, снова беру череп и взвешиваю на ладони. - Ничего другого мне, похоже, не остается...
Чуть заметно улыбнувшись, она берет у меня череп, протирает одной тряпкой, потом другой, отчего тот становится чуть белее, - и ставит обратно на стол.
- Ладно. Давай, я покажу тебе, как читают старые сны, - говорит она. - Я только покажу, как это делается, но сама ничего не прочту. Читать мо
... Читать дальше »
Если Фабричный Квартал, в котором живет библиотекарша, утопил прежний лоск в безысходном мраке, то дома Резиденции в юго-западной части Города растеряли былую пышность в унылых сумерках. Все, что когда-то дышало весенней свежестью, давно расплавилось от летнего зноя, а потом задубело под зимним ветром. Двухэтажные коттеджи на склоне Западного холма строились так, чтобы под одной крышей раздельно жило три семьи, и лишь узенький вестибюль под козырьком в середине здания был бы общим. Все дома в Резиденции белые. Полностью белые, куда ни глянь: от перекладин под крышей до оконных рам и балконных перил. Каких только оттенков белого цвета не встретишь, бродя по склону холма: белый - ослепительно-яркий от свежей краски, белый - порыжевший за много лет от солнца, и белый - вылизанный дождями и ветром до потери всякого цвета.
Ни оград, ни заборов в Резиденции нет. Только у каждого входа - цветочная клумба в метр шириной. Ухаживают за клумбами всегда очень тщательно; весной на них р
... Читать дальше »
Не представляя, что на это сказать, я умолк, и в тишине мы с ней дошагали до конца коридора. Лифт уже ждал меня, распахнув пасть и застыв, как дрессированная собака.
- Ну... До встречи, - сказала она.
Створки закрылись за мной без единого звука. Я прислонившись к стальной стенке и перевел дух.
6
КОНЕЦ СВЕТА
Тень
Она выкладывает на стол первый старый сон. Но понимание того, что это - старый сон, приходит ко мне не сразу. Я долго его разглядываю, потом перевожу взгляд на нее. Она стоит по другую сторону стола. То, что я вижу перед собой на столе, как-то не очень вяжется с названием "старый сон". я скорее представил бы какие-то древние тексты или некое размыто-бестелесное явление природы.
- Это и есть старый сон, - произносит она, но как-то не очень уверенно: то ли мне объясняет, то ли себя убеждает в этом. - Точнее, он там, внутри.
Если точка соответствует периодической дроби, твоя летопись и читается бесконечно. Никогда не кончается, понимаешь? Вся проблема в программе, а не в машине. И совершенно не важно, зубочистка это, стометровое бревно или земной экватор. Твое тело умирает, сознание гаснет. Но за миг до этого твоя Мысль попадает в точку - и рассыпается дробью в Вечности. Помнишь старый парадокс - "стрела замирает в полете"? Так вот, смерть тела - летящая стрела. Она нацелена прямо в мозг, от нее не увернуться. Ибо всякое тело когда-нибудь обращается в прах. Время гонит стрелу вперед, но человеческая мысль дробит ее полет на все более мелкие отрезки, и так до бесконечности. Парадокс становится реальностью. Стрела не долетает.
- Иначе говоря, бессмертие?
- Именно! Человек, погруженный в мысли, бессмертен. Не абсолютно бессмертен, но близок к этому. Он бесконечно жив.
- Это и было настоящей целью ваших исследований?
- О, нет! - воскликнул Профессор. - Сначала я об этом н
... Читать дальше »
В таком виде он еще не содержит никакого смысла. Чтобы в нем появился смысл, его нужно отредактировать. Как и любой сценарий. Мы накапливаем сцены, фрагменты и эпизоды. Режем, клеим, что-то выбрасываем, что-то оставляем. И в итоге получаем Сюжет.
- Сюжет?
- А чего ты удивляешься? Лучшие музыканты переводят свое сознание в звуки, художники - в краски и формы, писатели - в слова. Вот и здесь так же. При этом, поскольку это перевод, абсолютно точной передачи, само собой, не происходит. Конечно, даже через самые яркие и отчетливые картинки мы не постигнем чужого сознания в целом. Но бо? льшую часть сознания мы улавливаем, и это действительно очень удобно. Кроме того, поскольку само это редактирование не имеет практической цели, идеальная точность здесь и не требуется. Я занимаюсь этим просто для удовольствия.
- Для удовольствия?
- До войны я работал помощником режиссера в кино, и набил руку на подобном занятии - выстраивать порядок из хаоса. Благодаря
... Читать дальше »
Ни слова не говоря, Коротышка сидел, выдувая сигаретный дым и задумчиво его разглядывая. В фильме Жана-Люка Годара перед этой сценой появились бы субтитры: "Наблюдает, как дымится его сигарета"; но, к сожалению или к счастью, картины Годара давно уже вышли из моды. Когда сигарета истлела на треть, Коротышка постучал по ней пальцем и сбросил пепел на стол, проигнорировав пепельницу.
- По поводу двери, - произнес он тоненьким птичьим голоском. - Сломать ее было необходимо. Поэтому мы сломали. Мы, конечно, могли открыть ее тихо. Но необходимости в этом не было, так что не обижайся.
- В доме ничего нет, - сказал я. - Можете искать - сами увидите.
- Искать? - якобы удивился Коротышка. - Искать... - повторил он и, не вынимая сигареты изо рта, быстро потер одну ладонь о другую. - А что мы, по-твоему, должны у тебя искать?
- Ну, я не знаю. Но вы же пришли сюда, чтобы что-то найти? Вон, даже дверь разворотили...
С минуту она прошагала молча. Я шел следом, прокручивая в голове ее историю с птицами, сердцем и камфарным деревом.
- В день, когда все умерли, птицам пришлось нелегко. С самого утра невозможно было понять: то ли дождь кончился, то ли вот-вот пойдет снова. Птицы летали, как оголтелые, то с веток в укрытие, то обратно. За окном стоял жуткий холод. В этот день я почувствовала, что скоро зима. От батарей под окнами стекла запотевали, и я вылезала из кровати, чтобы протереть их полотенцем. Вставать было нельзя, но мне так хотелось смотреть из постели на это дерево, птиц, небо и дождь. Когда очень долго живешь в больнице, начинаешь чувствовать такие вещи, как саму жизнь... Ты когда-нибудь лежал в больнице?
- Нет, - ответил я, здоровый с детства, как медведь по весне.
- И были еще птицы с черной головой и красными крыльями. Эти всегда летали парами. Рядом с ними даже скворцы смотрелись скучными банковскими служаками. Возвращались после дождя на ветки и тоже крич
... Читать дальше »
Врач осмотрел мою рану и поинтересовался, как я ее получил.
- Подрался, - сказал я. - Из-за женщины.
Что тут еще наврешь? Сразу видно - ножевое ранение.
- Боюсь, мне придется сообщить об этом в полицию, - покачал он головой.
- Не надо полиции, прошу вас, - сказал я. - Я ведь сам виноват, да и рана неглубокая. Не стоит людей беспокоить.
Врач поворчал немного, но в итоге махнул рукой. Уложив меня на кушетку, продезинфицировал рану, сделал пару уколов и, достав иголку с ниткой, очень ловко меня заштопал. После операции молоденькая медсестра, глядя на меня как-то очень уж подозрительно, перебинтовала рану и затянула меня в бандаж. Видок у меня был хоть куда.
- В ближайшее время воздержитесь от физических нагрузок, - сказал мне врач. - А также от алкоголя, секса и громкого смеха. Лежите дома и читайте книжки. Завтра приходите опять.
Я поблагодарил его, расплатился в окошке регистрации и, получив антибиотики, вернулся домой. К
... Читать дальше »
Она колебалась. Ее рот приоткрылся, а язычок уперся в нижние зубы. Прелестный розовый язычок, отметил я про себя.
- Ну, так и быть, - вздохнула она. - Но учтите, это в первый и последний раз. И чтобы завтра в полдесятого книга была на месте, договорились?
- Спасибо, - сказал я.
- Не за что, - ответила она.
- Но я хотел бы вас как-нибудь отблагодарить. Что для этого лучше сделать?
- Через дорогу - кафе-мороженое. Я люблю двойное с вафельной крошкой, снизу фисташки, сверху кофейный ликер. Запомнили?
- Двойное вафельное, снизу фисташки, сверху ликер, - прилежно повторил я.
Я отправился в кафетерий, она - к стеллажам за книгами. Когда я вернулся, она еще не пришла, и я несколько минут прождал ее у конторки, застыв, как часовой, с мороженым в левой руке. Старички и старушки, читавшие за столиками газеты, ошалело таращились то на меня, то на мороженое. Слава богу, оно оказалось достаточно твердым и таяло медленно. Хотя признаю
... Читать дальше »
Юноша возвращается минут через десять. Я благодарю его за инструмент, достаю из саквояжа подарки и раскладываю перед ним на столе. Маленькие дорожные часы, шахматы и бензиновая зажигалка - находки из чемоданов в архиве Библиотеки.
- Это вам в благодарность за инструмент, - говорю я. - Уж примите, пожалуйста.
Юноша сначала отказывается, но потом принимает наши подарки. Долго разглядывает часы, потом зажигалку, а за ними и каждую шахматную фигурку.
- Вы знаете, как ими пользоваться? - спрашиваю я.
- Не беспокойтесь, - отвечает он. - Мне это не нужно. Смотреть на них - уже приятно. А со временем, глядишь, и пойму, что с ними делать. Чего-чего, а времени у меня здесь хоть отбавляй.
- Нам, пожалуй, пора, - говорю я.
- Вы торопитесь? - огорчается он.
- Хотелось бы вернуться в Город до темноты, вздремнуть - и на работу.
- Да, конечно, - кивает он. - Понимаю. Я бы проводил вас до выхода из Леса, но сами понимаете - служ
... Читать дальше »