Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. И повторила: "Пруст!" Я отчаялся что-либо понять, снова пропустил ее вперед и, шагая следом, принялся лихорадочно подыскивать слова, похожие на "пруст". Слово за словом я бормотал под нос всякую околесицу вроде "брус", "турус" или "пара уст" - но ничего, что совпадало бы с движением ее губ, не находил. Похоже, она сказала именно "пруст". Но что может быть общего между длинным коридором и Марселем Прустом - я не понимал, хоть убей.
А может, она упомянула Марселя Пруста как метафору, сетуя на длину коридора? Но если так - слишком уж это смелое сравнение. Да и реакция на мои слова получалась не очень приветливой. Я еще могу понять, когда романы Пруста сравнивают с длинными коридорами. Но наоборот? Извините.
Коридор, длиннющий, как Марсель Пруст?
Как бы там ни было, я шагал за ней по длинному коридору. Просто бесконечному коридору. Мы сворачивали то вправо, то влево, поднимались и спускались по лестницам - небольшим, ступенек в пять-шесть, - а он все не кончался. Мы проделали путь длиною в несколько обычных небоскребов. Возможно, мы вообще никуда не двигались, а кружили по замкнутой прямой, как на гравюрах-обманках Эшера. Сколько бы мы ни шли, вокруг ничего не менялось. Тот же мраморный пол, те же стены яичных оттенков, те же деревянные двери с железными ручками и сумасшедшими номерами. И ни одного окна. Каблучки ее туфель все так же мерно цокали по полу, а вслед за ними плямкали мои кроссовки. Я даже забеспокоился, не плавятся ли у меня подошвы, - настолько хлипким и размякшим казался звук моих шагов. Но поскольку мне еще ни разу в жизни не доводилось разгуливать в кроссовках по мрамору, я никак не мог определить, нормальный это звук или нет. Поразмыслив, я решил, что, видимо, наполовину нормальный, а наполовину - ненормальный. Именно в этом соотношении было задумано и организовано все вокруг.
Когда она вдруг остановилась, я был так поглощен размышлениями о звуке своих кроссовок, что налетел на нее и чуть не сбил с ног. Ее спина оказалась мягкой и уютной, как созревшее дождевое облако, а шея благоухала спелыми дынями. От удара она потеряла равновесие, и мне пришлось схватить ее за плечи, чтобы она не упала.
- Прошу прощения, - извинился я. - Я задумался...
Очаровательная толстушка взглянула на меня, чуть зардевшись. Я не был уверен на все сто - но, похоже, она не сердилась.
- Tatoselu, - произнесла она с мягкой улыбкой. И, пожав плечами, добавила: - Sela...
|
