Она очень долго смотрит на свои пальцы. Над чашками с кофе больше не поднимается пар. Все вокруг замирает.
- То есть, ты никогда не вернешься? Я качаю головой.
- В Город не возвращаются. Никогда. Даже если я снова приду к Стене, Ворота уже не откроются.
- И тебе не больно?
- Больнее всего потерять тебя. Но я люблю тебя, и это - самое важное. Я не хотел бы приручать тебя и уродовать то, что ты для меня значишь. Уж лучше потерять тебя так, чтобы ты навсегда оставалась во мне. Но только не наоборот...
По комнате вновь растекается тишина. Только угли в печке трещат будто бы резче обычного. На стене рядом с печкой висят мои пальто, шарф и шапка. Все это я получил от Города. Простые, скромные вещи, но в каждой - чье-то тепло.
- Сначала я думал помочь тени бежать, а самому остаться, - продолжаю я. - Но потом понял: тогда меня выселят в Лес, и мы с тобой больше не увидимся. Ты ведь не сможешь в Лесу. Там живут только те, кто не смог до к
... Читать дальше »
Душераздирающие вопли поднимаются от воды, точно невидимый пар, и разносятся по окрестностям. Будто стонут от страшных мук сразу все мертвецы преисподней.
Она подбирает с земли деревяшку с ладонь величиной и, размахнувшись, швыряет на середину пруда. Та плавает секунд пять, затем мелко вздрагивает, будто кто-то пытается ухватить его снизу, ныряет и больше не показывается.
- Я же говорю, очень сильный водоворот. Убедился?
Не дойдя до Омута метров десять, мы садимся на траву и жуем хлеб, который принесли в карманах. Вокруг - очень мирный, спокойный пейзаж. Распускаются осенние цветы, пылает листва на деревьях, а посреди всего этого - идеальное, без единой трещинки, зеркало огромного водоема. Дальше, за Омутом, белеют известняковые скалы, а за ними вздымается черная кладка Стены. Все тихо, на деревьях не шелохнется ни один листочек. Если б не жуткие стенания Омута, я бы решил, что в мире исчезли звуки.
- Зачем тебе карта? - спрашивает она. - Даже есл
... Читать дальше »
Когда я сообщил ей об этом, она закивала с таким видом, будто теперь ей все ясно.
- Все от этого! - убежденно сказала она.
- От того, что не мастурбировал?
- Да ну тебя! - отмахнулась она. - От того, что переработал. Ты же постоянно в работе по уши, да?
- Ну, в общем, да... Пару дней назад не спал двадцать шесть часов кряду.
- А что за работа?
- Да... С компьютерами вожусь, - ответил я. Как отвечаю всякий раз, когда меня спрашивают о работе. Во-первых, это не совсем ложь, а во-вторых, мало кто настолько соображает в компьютерах, чтобы приставать с дальнейшими расспросами.
- Сутки напролет шевелить мозгами? Да это же дикий стресс! Вот ты и отключился на время. С кем угодно бывает.
- Ну, не знаю... - мрачно сказал я. Может, так оно и есть. Физическая измотанность, мандраж от кутерьмы за последние двое суток, и вдобавок - столбняк от созерцания Обжорства Во Плоти. От такого кто угодно превратится во временного импо
... Читать дальше »
Поскольку больше смотреть было не на что, я полз вперед, разглядывая край ее юбки. Иногда он задирался, обнажая белую, не запачканную полоску кожи. В том самом месте, где женщины когда-то закрепляли чулки. Оставляя неприкрытыми пять сантиметров между чулками и поясом. Разумеется, в те времена, когда еще не придумали колготок.
Эта полосочка голой кожи вдруг возбудила во мне старые воспоминания. Еще из времен, когда все слушали Джими Хендрикса, "Крим", "Битлз" и Отиса Реддинга. Я попытался насвистывать первые строчки из "I go to pieces" Питера и Гордона. Славная была песня. Немного сентиментальная. Но уж всяко лучше, чем этот чертов "Дюран Дюран". Хотя, возможно, я просто состарился: эта песня была хитом лет двадцать назад. Двадцать лет назад никто и представить себе не мог такую вещь, как колготки.
Я поднял голову, но чуть не поскользнулся, и тут же снова уперся взглядом в скалу под ногами. Ладно. Что там за Алтарь, какого размера и цвета - разгляжу, как доберусь. Я собрал последние силы и потащился вперед.
- Метров десять осталось, - сообщила она.
И в эту секунду надсадный хрип, подымавшийся из дыр, оборвался, как по команде. Очень резко и неестественно. Словно в недрах земли кто-то вдруг замахнулся гигантским топором и снес источник этого звука под корень. Жуткий хрип, от которого вибрировал воздух всего Подземелья, умер в одно мгновенье, без надрыва и совершенно внезапно. В первую секунду я даже решил, что пропал не звук, а воздух как таковой. От неожиданности я потерял равновесие и долго махал руками, чтобы не свалиться в очередную дыру.
И нахлынула тишина, от которой заныло в ушах. Абсолютная тишина в идеальном мраке. Пострашнее любого самого ужасного звука на свете. Ибо к звуку, каким бы неприятным он ни был, мы можем как-нибудь относиться. Но
... Читать дальше »
Но ее полнота была очень милой. Я прикладывал ухо к ее бедру, и мне грезилось, будто я чудным весенним днем лежу в мягкой траве на залитой солнцем поляне. Ее поясница напоминала свежайший футон, а округлые линии ног гармонично и плавно восходили к промежности. Но когда я похвалил ее прелести, - а я из тех, кто сразу хвалит, если нравится, - то услышал в ответ лишь: "Да ладно тебе". Кажется, она так и не поверила в искренность моих слов.
Конечно, доводилось мне спать и с просто толстыми женщинами. А дважды - с совсем уж тучными, чьи формы состояли сплошь из округлостей. Первой такой у меня была учительница музыки по классу синтезатора, а второй - безработная художница-стилистка. И, должен заметить, даже среди этих женщин каждая толстела по-своему.
Наверно, и впрямь существует тенденция: чем больше спишь с разными женщинами, тем безнадежней уходишь в чисто техническую сторону секса. И удовольствие от секса как такового тускнеет. Понятно, что в самом желании никакой т
... Читать дальше »
Я представил, как на одной полке стоит моя собственная голова - без кожи, мяса и мозгов, а старик постукивает по ней стальными щипчиками для камина. Странное ощущение. Интересно, что он прочитал бы в звуке моего черепа? Мои воспоминания? Или то, чего и в памяти нет? Мне стало не по себе.
Смерти как таковой я не особенно боюсь. Как сказал Шекспир, "кто помрет в этом году, застрахован от смерти на будущий". С этим, хорошенько подумав, согласиться несложно. Но вот с тем, чтобы мой череп после смерти выставляли на полку и колотили по нему щипцами для угля, соглашаться неохота, хоть тресни. Сама мысль о том, что после смерти из меня будут что-то вытаскивать, заставляет содрогнуться. Конечно, жизнь моя не сахар. Но я, по крайней мере, распоряжаюсь ею по своему усмотрению. А потому и смерть меня не очень пугает. Не больше, чем Генри Фонду в "Уорлоке". Однако я хочу, чтобы после смерти меня оставили в покое. Египетские фараоны знали, что делали, когда завещали муровать себя в пирам
... Читать дальше »
Осень уходит, оставляя после себя пустоту. Странный отрезок пустого времени: уже не осень, еще не зима. Золотая шерсть у зверей все больше тускнеет, словно какой-то небесный маляр перекрашивает их одного за другим в белый цвет, извещая людей: "вот-вот наступит Зима". Все живые существа, все явления и события накануне Великой Стужи прячутся кто куда, делаясь маленькими и слабыми. Предчувствие зимы укутывает Город огромным невидимым покрывалом. Шум ветра, шелест листьев и трав, тишина ночи и шорох людских шагов обретают тот странный, едва уловимый намек, делающий любые звуки далекими и чужими. И даже журчанье воды меж отмелей на Реке, от которого осенью делалось так уютно, больше не успокаивает мне сердце. Чтобы спастись, Природа словно забирается в панцирь, закрывает створки и застывает в своем совершенстве. Для нее Зима - особое время года, совсем не такое, как остальные. Только птицы, крича все отчаяннее, заполняют щебетом да фырканьем крыльев эту стылую пустоту.
Само собой, те, кому следует, в курсе - потому и строят стены потолще, замуровывают все дыры, заботятся о ярком освещении и, вообще, держатся начеку. Но все их усилия напрасны. Жаббервогам это как слону дробина. Эти гады живо проломят любую стену и перегрызут любой кабель.
- А где, судя по карте, мы находимся сейчас?
- Сейчас? Э-э... Примерно под храмом Мэйдзи. Ну, может, чуть ближе к Омотэсандо. Я сам представляю довольно смутно. Но все равно другого выхода нет. Дорога местами очень узкая, все время петляет; придется помучиться какое-то время, но, во всяком случае, не заблудишься.
- Прямо отсюда ты будешь двигаться в направлении Сэндагая. Имей в виду, что гнездо жаббервогов будет примерно под Национальным стадионом. Там дорога побежит направо, под бейсбольное поле Дзингу, а потом под Картинную галерею, и на линии Гиндза ты выйдешь на бульвар Аояма. Вся дорога займет часа два. Уловил?
Какого черта они не оставят меня в покое? Жаббервоги, единороги - какое отношение все это имеет ко мне?
Я натянул поверх футболки нейлоновую ветровку и рассовал по карманам кошелек, мелочь и нож. Потом, чуть подумав, замотал череп единорога в пару больших полотенец и вместе со щипцами запихнул в спортивную сумку "Найки". Туда же сунул контейнер с результатами шаффлинга. Хранить это дома уже небезопасно. Любой профессионал взломает мою дверь, а за нею и сейф, быстрее, чем я выстираю носовой платок.
Потом я влез в недомытые кроссовки и с сумкой под мышкой вышел из квартиры. На лестничной клетке не было никого. Лифт вызывать не стал, спустился по лестнице. До рассвета еще оставалось несколько минут, во всей многоэтажке не раздавалось ни звука. На автостоянке - также ни души.
Что-то не так. Вокруг слишком спокойно. Если уж им так нужен череп - поблизости должен маячить хоть один незнакомец. Но я никого не заметил. ребята словно забыли обо мне напрочь.
